Автор текста: Смарточка

Переступив порог, рыцарь сразу заметил беспорядок и усмехнулся: испанец оставался в своём репертуаре.
– Преподобный, ты где? – крикнул Остин Вендер, вешая алый плащ на крючок возле входа.
– Наверху, – был глухой ответ.
Джером поднялся по скрипучим ступенькам, догадавшись, что голос доносился из его спальни. Войдя, страж увидел, что испанец с бутылкой вина стоит у полочки и рассматривает акварельную картинку – портрет девочки в обрамлении светлых волос.
– Привет, – поздоровался Джером.
– И тебе не чихать, – ответил Токкинс, отхлёбывая из бутылки, после чего повернулся и спросил: – Откуда у тебя портрет маленькой Ирены?
Джером насупился и сел на кровать:
– Это не Ирена.
– Да? А кто? Похожа очень.
– Это моя сестра. Родная, младшая.
Джим снова обратил взор на рисунок, сравнивая черты английской принцессы и девочки из рода Вендеров. Крупные глаза, тёмные ресницы, маленькие губы и крохотный носик – всё это казалось до боли знакомым.
– Надо же какое сходство… – пробормотал Токкинс. – А она знает об этом?
– Нет, – мотнул головой Джером. Поднявшись, он подошёл к другу вплотную, взял из его рук бутылку, отхлебнул и вернул испанцу тару. – И я не хочу, чтобы она знала.
– Почему?
– Не хочу, чтобы Ирена думала, что я привязался к ней только из-за сходства с Лизи.
– Где она сейчас? – указывая на рисунок бутылкой, спросил Джим.
– Она умерла через полгода после того, как был написан этот портрет. Ей было 8 лет.
Токкинс скривил страдальческую мину, выпятив нижнюю губу по-габсбургски , и, искоса взглянув на рисунок, отхлебнул ещё глоток вина:
– Понял. Буду молчать.

Здесь особенно видна разница в темпераменте: меланхолично-пофигистичный Токкинс и нервозно-холерический Остин Вендер, которые удивительным образом легко и просто находят общий язык. И понимают друг друга с полуслова.

– А где Джей?
– В Кент ускакал к своей наречённой.
– Понятно, – кивнула девушка. 
Джим ослепительно улыбнулся:
– Я Джерому даже завидую немного. Глядишь, и поженятся скоро.
– Ты даже не представляешь, как я хочу, чтобы у него всё сложилось… Джером достоин счастья.
По своему обыкновению испанец странно улыбнулся и, немного помедлив, ответил, беря девушку под руку и шагая по холлу:
– А кто из нас его не достоин?

Ирена и Джим говорят на каком-то мета-языке. И понимают намного больше "между строк", чем произносят вслух. Так повелось ещё со второй книги.
Но вот в последующей после этого диалога сцене как раз случается тот разговор, который раскрывает суть их отношений. Ирена краснеет, но слушает мужчину. Джим сам офигевает от собственной смелости, но они не могут не говорить на ту самую тему, которая может быть понята привратно. На тему: что это было между нами в первый день встречи?

– Когда я оказалась в твоих руках, то поняла, что больше не принадлежу себе. Но вопреки ситуации меня влекло к тебе, и этого я жутко боялась, – продолжила исповедь Ирена. – Нас разлучили, страх ушёл. Перед Кеннеди я не трепетала ни секунды. Впрочем, он-то меня не касался, может, суть в этом? А потом тебя не было рядом, но… незавершённость осталась, я недопережила того, что почувствовала, и мне хотелось понять, что со мной. Понять и сравнить, ведь в сердце уже закралась любовь к Джону… 

– Что между нами происходило там, на площади у ювелирки, и во время пути в замок, я до сих пор не понимаю, – прижав ладони Ирены к своей груди, признался Джим. – Жутко не хотелось выпускать тебя из рук…

испанец покачал головой: таких признаний он не делал ни одной женщине в своей жизни. – Я долго не мог понять, что нашёл в тебе, Ирена, что почувствовал тогда, при первом прикосновении… Понимал лишь, это не та любовь, о которой поют менестрели[9]. Но тянуло к тебе безбожно. И ты права, мы не договорили, не успели разгадать друг друга летом и должны были встретиться ещё раз, наедине.
Лицо Ирены во время этой речи залилось краской – слушать мужчину было сложно, а не слушать нельзя

Пожалуй, теперь этот длинный разговор - моя любимая сцена в линии Токкинса.