Шум в зале напоминал прибой. Пэры и духовенство неистово спорили уже больше часа, стоит ли сейчас, в столь нестабильное время, вести брачные переговоры с германскими княжествами.
Два герцога, считавшиеся первыми пэрами Англии, подчёркнуто вежливо раскланявшись, разъехались в разные стороны. Без сопровождения.
Отдать самому себе приказ было нетрудно. Сложно оказалось его выполнить.
я не собираюсь без ума рожать мальчиков только ради того, чтобы вернуть стране салический закон!
– А претендентов на наследство много… – подытожил Джером. – И сторонников у них хватает, а вот сколько у этих сторонников ума…
иногда внешняя политика вынуждает пересматривать внутреннюю
Где же взять такого претендента, чтобы был молод, родовит, не являлся прямым наследником какого-либо трона и был на нашей стороне?
Маленький жёлтый листок, зажатый в руке, буквально горел, и барон Роквелл молил Бога только о том, чтобы никто не сбил его с дороги, не попытался выяснить, куда он так спешит, и уж тем более не заметил бумаги…
И помните: моя шпага и несколько десятков верных гвардейцев всегда будут на Вашей стороне, принцесса. Какая бы гражданская война ни случилась, и с кем бы сражаться мне ни пришлось.
Губы мужчины беззвучно прошептали что-то на латыни, но он и сам не смог бы дать себе ответ, что именно пыталась высказать его мечущаяся душа.
В тот же вечер Энтони Кеннеди, виконт по учтивости, покинул старый замок в Карлайле и отправился добровольцем в рядах наёмников на континент. Тогда шёл 1618 год – война между католиками и протестантами только началась…
Блаунт недоверчиво обвёл глазами стены дворца. Что делать? Любого незнакомца, появившегося в королевском парке, нужно было вести на допрос к герцогу Ландешоту. Но у этого юнца есть самый лучший и неоспоримый пропуск – один из трёх королевских перстней, которые в исключительных случаях дарятся только самым верным подданным…
Миледи, это какое-то недоразумение – за дверью тот самый Кеннеди, который бороздил сегодня Виндзорский парк и всех на уши поставил…
– Мне тоже надоело прятаться, Ирен…
– Боюсь, что иной судьбы нам не уготовлено, – тихо ответила наследница, едва переведя дух. – Пойдём… Надо вернуться и договориться о твоей встрече с герцогом.
Вы с ума посходили оба?! Устраивать дуэль из-за женщины, которая никогда не будет принадлежать ни одному из вас?!
Граф осмелился и взглянул в глубину радужки принцессы… Холодок в тот же миг пробежал по коже – она посмотрела на него так, словно вонзила в тело два ледяных ножа.
Вспомнив, чему её учили кузены, наследница улыбнулась: не выражать эмоций на лице во время политических приёмов, зато покатываться со смеху рядом с близкими; фехтовать до изнеможения с тем, кому доверяешь, чтобы рядом с врагом не было желания лишний раз вынуть шпагу из ножен; говорить окружающим только то, что они должны от тебя услышать, а откровенные беседы оставить для самого верного друга. Теперь она понимала, что это первые правила любого дипломата, и радовалась, что научилась их соблюдать.
Мой траур – это плач по утраченной юности и скорбь по упущенным возможностям. Я уже была готова снять чёрные одежды, когда мне минуло пятнадцать, чтобы готовиться к новой жизни, чтобы смотреть в будущее и ждать своего жениха. Но случилось иначе.
– Я не хочу так, – покачала головой девушка. – Не виноват ты в том, что твой предок женился на принцессе… Джинджефферы никогда в «Акт о престолонаследии» не были вписаны… Ни Генри, ни Элизабет этого не делали.
Мужчина горько улыбнулся:
– Только истории это не меняет. Так же, как не меняет отношения ко мне лордов в парламенте.
Принцессе нельзя любить, – развязывая плащ, произнесла девушка и скинула его за спину. – Не положено по сану. Но велено подчиняться тому мужчине, которому она будет принадлежать по закону. И эти два постулата незыблемы.
– Линкольн и Линкольн… Ничего не понимаю…
– Не пытайтесь понять, мистер Токкинс. Это политика.
«Кого ты пытаешься обмануть, старина… – мысленно спросил себя изгнанник. – Это кольцо и та записка, что она прислала, для тебя дороже всего на свете. И никогда ты не избавишься от тех реликвий, которые попали в твои руки. Реликвий, напоминающих о маленькой строптивой Ирене… лучшей из женщин мира…»
Поднявшись по лестнице в коридор перед покоями принцессы, Остин Вендер впервые был остановлен гвардией. На вопросительный взгляд юноши охранник ответил: «Она не одна сейчас. Ждите».
– Иногда мне кажется, что Вы всесильны, герцогиня… – проговорил Кост, глядя на ковёр кабинета.